Начало всего – ощущение.

Чистое, незамутненное ощущение позволяет задавать себе правильные вопросы, что является
основополагающим для моего искусства.
Мои глаза видят действительность, мои мысли формируют опыт, мое сердце подобно компасу,
направляющему мое внимание. Мой метод познания — рисование. Карандаш и бумага
позволяют мне побыть наедине с миром, поговорить с ним и попытаться понять его. Рисунки,
этюды, эскизы — это диалог. Я вижу и фиксирую на бумаге разные образы из реальной жизни,
они помогают мне в дальнейшей работе с холстом и маслом, где могут встречаться инородные и
контрастные друг другу вещи. Для меня это поиск истинного облика мира, вне трехмерного
пространства.
С самой первой картины я пытался распутать клубок реальности, в которой нахожусь. Я задавался
вопросом: кто я и, кто эти люди вокруг меня? Невозможно ответить на такой вопрос, не понимая
контекста. Через призму своего творчества я увидел не только людей, но и мир, в котором они
находятся.
Это пространство было продуктом, порождаемым обществом и в то же время формирующим сам
социальный мир. Руины, ветшающие и разрушающиеся архитектурные объекты не случайны. Они
помогают в полной мере отразить упадок и хрупкость культуры, а значит, и цивилизации.
Такая среда не могла не пугать. Но я чувствовал и видел живых героев в этом мертвом месте. Они
многолики и достаточно инородны. Гибель без жизни – ничто. Жизнь без гибели теряет развитие
и движение. Если мир приходит в упадок, если он умирает, это говорит только об утрате
движущих им ценностей.
Мои герои инородны этому миру. Я пытался подчеркнуть это, играя с их пропорциями и
намеренно отменяя для них законы физики. Это гиганты, парящие, и не замечающие окружающий
мир. Эти титаны, кажется, существуют параллельно этой недружелюбной среде. Через искусство
мне пришлось признать, что время новых Титанов, в которых нуждается этот мир, еще не пришло.
Но мы находимся на пороге их появления.
Гибель болезненна и страшна. Естественно, что мы пытаемся её отсрочить. Но смерть чего-то
обветшалого и отжившего уступает место и даёт почву чему-то новому. И разве смерть тотальна?
Глобальная культура намного сложнее нейросети, ей не страшна катастрофическая забывчивость.
Гибель культуры — это пламя, которое сжигает все лишнее, оставляя только самое ценное. Время
беспощадно и даже древние памятники приходят в негодность и теряют свой первозданный вид.
Но идеи, которые их создали, вечны. Погибая и возрождаясь культура сама себя очищает. Это и
есть функция времени.